Путешествие идиота - Страница 97

– Спасибо, дальше я сам.

Вот черт. Все равно не уходит. Может, ждет, когда я вымоюсь и чан верну?

– Отвернись,– прошу я.

Женщина делает шаг и оказывается совсем близко. От нее даже пахнет не так, как обычно от местных женщин. Не потом и землей. Чистой одеждой и еще чем-то свежим.

– Я тебя мыть,– говорит она.

– Вот еще,– возмущаюсь я.– Я и сам справлюсь. Ты иди пока. Или отвернись.

– Мыть тебя,– упрямо говорит женщина. Голова ее опущена. Длинные волосы падают и закрывают лицо. Смущена она до крайности. Больше, чем я. Внезапно понимаю, что не уйдет она. Задумываюсь на мгновение – вдруг традиция у них такая? Вроде сбора тех самых… удобрений из ночного горшка. И отказать нельзя. Люди тут простые. Обидчивые. Не хочется, чтобы они про меня плохо думали. Решаюсь.

– Хорошо. Мой.

И женщина сдвигает подальше мою постель, отводит меня в сторону, насколько позволяет длина шнура. Натирает мокрым пучком соломы с чем-то пахучим. Аккуратно смывает. Руки ее несмело касаются моего естества. Она и я вздрагиваем одновременно. Но все же сеанс мойки продолжается. Она намыливает меня снова. Трет мне спину. Аккуратно и нежно проводит соломой по всяким моим деликатным местам. Жар во мне такой, что сейчас пучок в ее руках задымится. Стесняюсь себя невыносимо. Женщина то и дело касается меня грудью через тонкую ткань своей одежды. В темноте я не вижу ее лица. Но все равно, она кажется мне красавицей. Закрываю глаза. Господи, да заканчивай ты уже поскорей свою пытку!

И вот меня в очередной раз омывают водой. Тело поет и горит. Как хорошо все-таки быть чистым. Женщина медлит, глядя на меня. Заворачиваюсь в свою рогожу. Недоумеваю, чего ей еще-то? Внутри нее чувствую тревожное ожидание.

– Спасибо,– благодарю я.– Было очень здорово.

Она кивает. Смотрит на меня бездонными в темноте глазищами. Наконец разворачивается и быстро уходит. Обида и разочарование плещется в ней мутной взвесью. Гадаю, чем же я ее все-таки обидел? И никак не могу понять. Советуюсь с Триста двадцатым. Тот тоже в недоумении. Все-таки странные существа, эти женщины. Даже тут, у черта на куличках, от них сплошные трудности. И Триста двадцатый со мной соглашается. Сообщает, что согласно обобщенной статистике каждый раз, когда я связывался с существом женского пола, со мной происходили неприятности. В общем, лежу я без сна и переживаю. Вот сейчас придет кто-нибудь из их молчаливых бородачей и пристрелит меня напрочь. А я так и не узнаю, что такого натворил.

И как будто накаркал. Далеко-далеко дверь открылась. И кто-то с фонарем ко мне приблизился. Судя по росту – на этот раз не женщина. Я было приготовился к драке, как понял, что враждебности в ночном госте нет. Это Драгомир оказался. Собственной персоной. Подошел и присел тихонько рядом. Повздыхал о чем-то своем.

– Мне есть жаль, Эжен,– скорбно так сказал.

– Я знаю, я вашу женщину чем-то обидел,– виновато говорю в ответ.– Честное слово, не знаю, чем именно. Ты сердишься, Драгомир?

– Я нет сердиться. Я есть печален. Ты не хотеть быть друг,– отвечает мне мэр.

– Я очень хочу быть вашим другом, Драгомир! – горячо заверяю я.

– Я прислать тебе самый красивый женщина. Очень красивый. Ее муж – сильный воин. Йован из Салаша. Я понимать: твои женщины там, наверху, лучше наших…

– Да нет же, Драгомир! – мне хочется выпрыгнуть из своей шкуры, чтобы утешить печаль такого хорошего человека.– Ваша женщина очень красивая! Мне она очень понравилась!

– Тогда почему не хотеть ты стать друг?

– Как это? – не могу сообразить я.

– У Йована нет дети. Ты есть хотеть стать друг Беляница. Оставить след. Сделать дети для Мила. Почему не делать хорошо?

У меня перехватывает дыхание. Кажется, я начинаю понимать, чего хотела от меня эта странная «банщица».

– Ты хочешь сказать, что ее муж не обиделся бы на меня?

– Йован? Зачем обидеться? Йован радоваться. У Йован и Мила стать дети. Крепкий и здоровый. А ты не хотеть стать друг.

– Дела… Драгомир, я ведь не знал, что так можно! У нас ведь такого нет…

– Нет? Вы не делать дети? – недоверчиво спрашивает мэр.

– Да нет, дети у нас бывают. Просто женщины рожают от своих мужей. Вот и все.

– Все муж делать дети? – совсем изумляется Драгомир.– Как быть так? А если муж не делать дети?

– Тогда не знаю,– растерянно отвечаю я. Действительно, откуда мне знать про такие тонкости?

– Хорошо быть в Империя,– говорит Драгомир тихо. Свет от фонаря на земле превращает его лицо в залежи черных рубцов.

– Если хочешь, то пусть Мила еще придет. Я побуду вашим другом. Я ведь не знал, что так положено.

– Ты есть хороший воин. Честный. Мила придет. Будет след. Будут дети. Беляница расти. Много работник. И много воин.– Драгомир на ощупь находит мою руку. Трясет от души. Исчезает. Через какое-то время снова слышу далекий звук. Открылась дверь. Потом – осторожные шаги в темноте. Я встаю и подаю гостье руку. Ее ладонь вся горит. Женщину бьет нервная дрожь. Я обнимаю ее, и некоторое время мы молча стоим, прижавшись друг к другу. Я молчу, потому что снова чувствую себя недоумком. Совершенно не знаю, что сказать. Потом страх и ожидание отпускают ее. Мы опускаемся на хрустящую под рогожей солому. Теперь дрожь начинает сотрясать меня. В роли племенного быка мне еще бывать не приходилось.

– Не бояться меня. Я сама бояться,– тихо говорит мне Мила и несмело прикасается запекшимися губами к моей шее.

– Я не боюсь,– отвечаю так же тихо. Тело ее, освобожденное от одежды, крепкое и горячее. Я провожу рукой по ее плоскому животу. Осторожно касаюсь груди. И выключаюсь, будто меня по голове шарахнули. Миг– и я изумленно обнаруживаю себя рядом с тяжело дышащей женщиной. Она обнимает меня. Трется щекой о мой живот. Внизу живота бьется огонь.